С колхозом тоже все обошлось. По счету тридцать третий,пришелся он там ко двору. С ним и дисциплина наладилась. Июле хлебом заколосилось. И ферма прибыль дала. Хозяйство явно пошло на поправку. Колхозникам было о чем пожалеть, когда спустя время удачливый их председатель уехал учиться в аспирантуру.
Магической оказалась цифра 33! Удачливой!
... Карьерный пик Василевского — Всесоюзный институт кормов имени Вильямса. Еще будучи аспирантом, в иные годы он непрерывно, с ранней весны по осень, пропадал в сливных лугах под открытым небом. Быть с природой на едине — стало быть, исподволь приобщаться к ее сокровенным тайнам, различать звездные шорохи, шепот трав и слышать, как они растут по ночам. Невольно учишься понимать закрытые для большинства таинства жизни...
' Прение между тем слабело.
как говорится, хлебный колос от колоса — не слыхать голоса, а в кассе ни копейки, люди не соглашались ехать сюда ни за какие коврижки, а ежели и соглашались, то не задерживались... За тридцать лет там в председателях перебывало тридцать два человека. Василевский оказался тридцать третьим.
— Ничего! Ничего! Поглядим, как запоешь, когда кузькину мать узнаешь.Но и «академик» оказался непрост...
2
... А зрение свое он начал терять с детских лет. Со времен войны. Когда Белоруссия оказалась под немцем, он, деревенский мальчишка, угодил в прифронтовое гетто недалеко от города Могилева. Там видел не раз, как ни в чем не повинных людей могут травить собаками. Голодные овчарки—лютые звери, рвут человека в клочья, словно добычу, не оставляя в живых... Очередь дошла — натравили и на него... Плакать некогда было, бежать некуда, оставалось со страху пасть ничком и уткнуться лицом в сырую землю, а дело было на сгоревшем лугу, еще дымился кое-где, догорая, кустарник, всюду торчком торчали корневища обгорелых трав, и, падая, он поранил ими глаза. Кто оттащил собак, кто промывал искалеченные глаза, он не знает, но позднее, на школьных уроках, даже с передней парты не различал никогда, что написано мелом на классной доске. Зато в возмещение зрительных потерь необыкновенно обострился слух. Именно благодаря исключительной слуховой памяти он мог продолжить учебу. Кстати, учился всегда на «отлично».
— А после четвертого класса мне купили гармонь, — вспоминает он теперь при случае. — И тоже на слух я научился играть на заказ кому что угодно.
Его приглашали на свадьбы, крестины-именины и всякие пьянки-гулянки по хуторам в радиусе до тридцати километров. Не бывало выходного дня без вызова. И он гармонь на плечо — и в путь-дорогу.
... Что ни говори, развеселая все-таки была школа жизни.