Памятники Одессы.
Немецкий клуб «Гармония»
Есть у нас небольшой двухквартальный переулок, соединяющий улицы Троицкую и Жуковского. На заре своего существования он назывался Грязным, потом стал Авчинниковским, теперь носит имя Нечипоренко. В 1903 году там было построено здание для клуба немецкого общества «Гармония». Само общество было основано в 1854 году проживающими в Одессе и в ближайших к ней селах немецкими колонистами. На сцене клуба ставились различные представления, в том числе и благотворительные, а из известных людей, бывавших в нем, отметим борца Ивана Заикина, певца Юрия Морфесси, писателя Александра Куприна и одесского артиста -конферансье Алексея Алексеева.После революции в здании разместился клуб милиции, а во время обороны Одессы здание бывшего немецкого клуба было полностью разрушено попаданием немецкой бомбы.
Данте у Оперного
Такой памятник действительно в Одессе стоял. Но не из гранита или бронзы, а из... папье-маше! И недолго: несколько недель. Поставлен он был как декорация к фильму «Роман и Франческа», снятого Киевской киностудией им. Довженко в 1960 году. Фильм повествует о романтической любовной истории между советским моряком Романом и итальянкой Франческой, начавшейся в последний предвоенный день и продолжившейся после войны. Роль Франчески исполнила, кстати, Людмила Гурченко, а «портовым итальянским городом», конечно же, стала Одесса. И действительно, какой из наших приморских городов так похож на Италию? Слева виден и дом Навроцкого в оригинальном виде(нет надстроенного относительно недавно четвертого этажа) с некой итальянской надписью. Хотя, наверное, подобный памятник Данте, только реальный, а не бутафорский, мог бы украсить какой-нибудь тихий уголок старой Одессы.
Воронцовский маяк
В истории Одессы маяков было много. Самый первый был достроен при генерал-губернаторе в 1827 году и получил в народе название Во-ронцовского. Он как бы положил начало «династии» воронцовских маяков. Но самым знаменитым стал маяк 1888 года постройки, представлявший собой семнадцатиметровую чугунную сужающуюся кверху башню. Чугунные детали были доставлены из Кронштадта, а осветительное оборудование выписано из Парижа. Благодаря линзе Френеля маяк давал пучок прямолинейных лучей, и свет был виден на расстоянии нескольких миль. На вершине маяка перед рефлекторами зажигалось несколько ламп с деревянным или конопляным маслом. Впоследствии лампы были заменены керосиновыми, а затем и электрическими. В 1910 году на маяке был установлен ревун, издававший звуки с помощью нагнетаемого паровой машиной воздуха.
Этот символ тогдашней Одессы, запечатленный на многочисленных фотографиях, наверное, достоял бы и до наших дней, но 15 сентября 1941 года его взорвали под предлогом того, что он служил ориентиром для немецко-румынских артиллеристов, обстреливавших порт из района Чабанки. Говорят, что латунный верх маяка до настоящего времени покоится на дне моря. Современный маяк, стоящий на его месте, сооружен в 1954 году.
Аттракцион на «Привозе»
Сейчас главный рынок Одессы - это место, куда люди приходят исключительно за покупками, но еще не так давно поход на «Привоз» был своеобразным культурным ритуалом, рынок был некой «точкой пересечения». Покупатели знали постоянных продавцов, через них, кстати, очень быстро распространялись разные слухи. Да и где еще можно было с большой вероятностью встретить знакомого в выходной день? Часто на «Привоз» брали с собой и детей (чтобы помогли донести покупки). И в основном для них на рынке со стороны Преображенской, там, где сейчас торгуют рыбой, был оборудован аттракцион: под куполом импровизированного цирка-шапито мотоциклист гонял по вертикальной стене. Трюк достаточно простой, использующий законы физики, но на тех, кто видел его впервые, он производил неизгладимое впечатление. Посещающие второй раз уже смелели и часто старались дотронуться до «трюкача», когда его мотоцикл поднимался к трибуне.
Позже этот аттракцион разместили с другой стороны фруктового пассажа, а в конце 80-х он и вовсе исчез при очередной реконструкции рынка.
Трамвайный павильон на Греческой площади.
Сейчас — это тихое место, частично застроенное более чем сомнительными с архитектурной точки зрения новыми сооружениями, возле которых периодически проваливается земля. В прямом смысле. Но еще какие-то лет 10 назад Греческая площадь была мощным транспортным узлом. Троллейбусно-автобусным. А еще раньше - трамвайным. Отсюда мчались бельгийские «пульманы» в Аркадию и на Большой фонтан, на Хаджибейский и Куяльницкий лиманы, в Лузановку и Люстдорф. Само собой, для регулирования столь интенсивного движения бельгийцами по проекту знаменитого одесского архитектора А. Минкуса был построен диспечерско-остановочный павильон. В 60-е годы трамвайные пути на Греческой окончательно ликвидировали и заменили троллейбусными маршрутами, но павильон сохранил свое назначение, хотя из-за постоянных «реконструкций» его облик был совершенно изменен. Не в лучшую, понятно, сторону. И только в связи с превращением площади в чисто пешеходную он был снесен в 2005 году.
Польский спуск
Очень интересно бывает взять какую нибудь фотографию старой Одессы и посмотреть на то же самое место, с того же самого ракурса сейчас. Вроде бы и похоже, но все же не то... Вот и Польский спуск: трамваи убрали, вместо них запустили троллейбусы. Булыжник на проезжей части заменили асфальтом который нужно каждый год ремонтировать. Разобрали старый Строгановский мост, построив вместо него ужасный бетонный «муляж», хорошо Хоть аутентичные решетки сохранили. Еще не так давно стояло здание и два бельгийских столба, которые мы видим справа, сейчас вместо них — бетонно-стеклянный бизнес центр. А вот здание слева сохранилось фактически в первозданном виде. Как и все остальные здания вниз по спуску.
Памятник Сталину на Соборке
В1936 году был взорван Спасо-Преображенский кафедральный собор. На месте бывшего главного храма города власти решили устроить увеселительное заведение, а там где находился главный алтарь... разместить туалет. Говорят, что этой не слишком оригинальной в то время «новации» помешало заступничество академика Филатова: в итоге на месте алтаря установили фонтан с большой мраморной вазой в виде цветка. Потом была война, оккупация, а уже после нее на месте снесенного собора воздвигли памятник Сталину, причем весьма оригинальный. «Вождь народов» восседал на кресле и вальяжно смотрел на созданный рядом искусственный ландшафт в виде карты СССР с реками, гидроэлектростанциями, шлюзами и водохранилищами. Такая вот «победа материального над духовным» под бдительным оком нового «божества». Впрочем, всё это просуществовало недолго. В конце 50-х годов в рамках «преодоления последствий культа личности» и памятник, и «ландшафт» исчезли. Теперь там опять стоит храм - практически полная копия прежнего.
Баррикада на Дапьницкой
В эти дни мы вспоминаем очередную годовщину начала обороны Одессы. Напомним, что 5 августа 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования приказала отвести войска Южного фронта на рубеж Чигирин -Вознесенск - Днестровский лиман, а Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности.
Было начато создание оборонительных рубежей: передового в 20-25 км от Одессы, главного в 10 - 14 км, прикрытия города в 6 - 10 км и уличных баррикад. Баррикады начали строить как в центре (например, перед Оперным театром), так и на окраинах - на улицах, являющихся началом магистралей, связывающих Одессу с другими городами. Для строительства использовали всё, что было под рукой, - булыжник, вывороченный из мостовых, мешки, которые одесситы часто шили сами, песок, привозившийся на подводах с одесских пляжей.
Была запланирована постройка 243 баррикад, объединенных в 3 кольца обороны. По замыслу военных инженеров, они должны были выдерживать попадание снарядов 155-миллиметровых орудий, выпущенных прямой наводкой. Соседние с баррикадами здания, входившие в общую систему обороны, тоже оборудовались как огневые точки, способные вести стрельбу по атакующим танкам. Так получилось, что Одессу оставили по приказу, и баррикады оказались невостребованны.
Интересно, что это место (Дальницкая, поворот на Прохоровскую) сохранилось практически в неизменном виде, а магазин «Овощи-Фрукты» был в том же здании какие-то лет десять назад и, кажется, с такой же вывеской.
Материал издания вечерний город.
О старой Одессе
“Старая Одесса"... Это что такое? Нескончаемая театральщина? Название рюмочной в стиле псевдоретро? Экстравагантные шоу, нещадно эксплуатирующие одесскую тему? Или два-три со страшным скрипом возвращенных названия старых улиц? Или — сплошная тоска. И боль. И беспросветность.
Слава Богу, она все-таки есть, эта “Старая Одесса". Потому что была. Потому что состоялась. Потому что мы носим ее в себе по долинам и по взгорьям. А будущее... Оно, как и настоящее, всего только “утро туманное, утро седое".
Для Александра Дерибаса, одного из гениальных творцов мифа о “Старой Одессе“ ( см. вступительную статью к репринтному изданию одноименной книги), старая Одесса прежде всего — город детства, т. е. город второй половины XIX столетия. Но это лишь поверхностное понимание.
Подверстывая к собственным медитациям впечатления отца, старших, избранные исторические документы и анекдоты, А. М. Дериоас, подобно крохотному ручейку, органично вплетается во вселенский поток, приобщается к вечности, продлевая себя в прошлое и будущее. Миф Дерибаса о “Старой Одессе", впоследствии продолженный Оле-шей, Катаевым, Паустовским, Бабелем, Славиным, Флитом, Дорошевичем, Боровым, Галицким, Азаровым и многими другими, — это остроумный, добрый, трогательный миф историко-бытового, но не политического свойства. Здесь постоянно лорнируются живые люди, лица; события же отступают на второй план, пока к ним не приводят их живые свидетели и участники.
В отличие от Дерибаса, Доротея Атлас в известной своей работе “Старая Одесса, ее друзья и недруги“ глядит на эволюцию как бы извне, рассматривая через увеличительное стекло опять-таки живых людей, но не простых смертных, а тех имущих власть, кто указующим перстом ввергает город то в радости, то в печали, руководствуясь порой не принципами целесообразности, а “тропическими эмоциями. И эта концепция, конечно, мифологична, ибо довольно жестко смонтирована под идею: кадры решают все. Но, очевидно, в истории ни один фактор, как бы серьезен он ни был, не в силах подолгу замещать Господа Бога, так часто балующего мир всякими непредсказуемыми случайностями, стремительно направляющими события в совершенно иное русло...
Так что же такое “Старая Одесса"? Не позабыли ли мы темы? Не заблудились ли в библиографических дебрях и рассуждениях о подходах давным-давно вымерших авторов? По-видимому, все-таки не отвлеклись и не заблудились. Легче всего свести многосложность нашей темы к какой-нибудь простенькой модели, к сакраментальной формуле: “Дерни, деточка, за веревочку, дверь и откроется“. В том-то и дело, что история Одессы (как, впрочем, история вообще) не укладывается ни в какие элементарные схемы, простые и удобные в обращении, как не существует и универсального понятия “Старая Одесса". А потому позволительно свое суждение иметь и Дерибасу, и Атлас, и Скальковскому, и Смольянинову, и Кирпичникову, и Маркевичу, и Яковлеву, и Надлеру, и Орлову, и... даже нам с вами.
Сколько же исследователей потрудилось над разгадкой “феномена Одессы" А точнее всего высказалась по этому поводу Патрисия Херлихи — замечательный американский историк, автор единственной солидной монографии по истории Одессы, изданной в нынешнем столетии: “Положение, климат, дистанция от центральной власти (воздух свободы — О. Г.), меркантильный брак Черного моря с черноземом (экспорт пшеницы — О. Г.), спрос и предложение, этнически пестрое, энергичное население, разумные администраторы, — все это совпало. Все вместе это дало то, что нельзя ни повторить, ни сымитировать".
Итак, мы имеем "черный ящик", некую реторту, в которой соединились, сплавились физико-географические, экономические, политические и прочие компоненты. Так народилось живое существо — единственное, неповторимое (а потому — загадочное), которое "нельзя ни повторить, ни сымитировать". Что мы можем, так это прокомментировать отдельные моменты, имеющие отношение к становлению "пенорожденной" (но это будут опять-таки субъективные заметки). А ведь именно так, бесхитростно, и поступили мудрые одесситы, выпустившие к 100-летию родного города полновесный юбилейный том. Здесь и не пытались монтировать какие-то вселенские концепции; здесь была всего только тематическая летопись города: что? где? когда? Единственное, что порой бросается в глаза, — неосознанное, быть может, стремление потрафить городскому общественному управлению, субсидировавшему это объемное издание. Необходимые реверансы представителям августейшего дома, разумеется, также имели место. Но это такая же традиционная формула, как, скажем, "Боже, храни королеву!". Во всем этом нет ничего необычного, а тем более постыдного, если учесть к тому же, что общественное самоуправление было весьма и весьма демократичным: в этом отношении Одесса когда-то выступала в авангарде городов российских.
Рискуя впасть в тот же грех схематизации, в каком обвиняли упомянутых (достойнейших!) авторов, пойдем все же их опасным путем и условно разделим дореволюционную историю города на два больших этапа: от основания до рубежа 50 —60-х годов XIX века и далее — до 1917 года.
Первый, портофранковский, этап собственно и заложил фундамент роскошного мифа о "Золотом городе". В период порто-франко Одесса и в самом деле процветала. И здесь очень важно иметь в виду, что порто-франко было не целью, но формой существования, естественным инструментом осуществления внешнеторговых операций. Никто и никогда не провозглашал лозунгов и не вывешивал плакатов: "Вперед, к победе порто-франко!" Эго был естественный процесс, постепенно получивший официальное оформление. (В этом-то и состоял “большой секрет для маленькой компании": не жизнь укладывается в схему, а, напротив, схемы приспосабливаются к жизни. Этой простой истине и следовали давние одесские администраторы, в этом и заключалась их мудрость).
Еще никто не имел понятия ни о какой “свободной гавани", а спрос и предложение уже наличествовали, жизнь диктовала свои законы: Европа остро нуждалась в хлебе, а Причерноморье этот хлеб могло дать. Уже в самом начале XIX столетия интерес к Одессе как потенциальному хлебному экспортеру чрезвычайно высок, о чем свидетельствуют многочисленные публикации в итальянских, французских, английских и прочих изданиях. И в этом нет ничего удивительного, ибо этот регион снабжал сельхозпродукцией Европу и Малую Азию еще во времена греческой, римской, византийской, итальянской экспансий на Понте Эвксинском.
Спрос особенно возрастает после наполеоновских войн, и учреждение порто-франко становится, можно сказать, чисто формальным актом. (Когда о порто-франко заходит речь сегодня, то даже у ребенка может невольно возникнуть закономерный вопрос: так что же мы будет предлагать? Что на что будем менять?..).
Сколь повезло Одессе с местоположением, климатом и прочим, столь же повезло и с администраторами: они оказались не только умны, деликатны, образованы, прозорливы, но и удачливы. Это, конечно же, относится и к де Ришелье, привлекшему в город и край необходимых специалистов и инвесторов — всех тех, кто наладил хлебный экспорт и городской быт. Тем же путем следовали его преемники.
Казалось бы, чего проще: вези зерно в Одессу, грузи на суда, отправляй, куда пожелаешь, и считай себе барыши... Однако не все было так просто. Для начала необходимы были, скажем, оборудованная гавань, морские коммерческие конторы, занимавшиеся фрахтом судов, закупкой, транспортировкой, хранением, реализацией зерна, а следовательно, нужны были “хлебные магазины", офисы, карантин, судоверфь, биржа со всеми ее атрибутами, включая биржевую информацию, банки и ломбарды, коммерческий суд, гостиницы, квалифицированные чиновники и мастера, развитая городская инфраструктура. Да мало ли что еще. И надо сказать, что в значительной степени появление многих городских служб, развитие самых разных сфер общественного быта ускорилось и приобрело соответствующее качество именно в результате становления Одессы как крупнейшего хлебного экспортера. Все это не могло не сказаться позитивно и на эволюции сельскохозяйственного производства в регионе.
Подобная ориентация города в сочетании с физико-географическим положением, этнически пестрым населением, специфическим разделением труда и другими факторами определила и более демократичные формы городского общественного самоуправления, и более свободный, по сравнению с центром, общественный быт. Можно говорить об исключительно быстром становлении гражданского общества Южной Пальмиры. Наличие в городе значительных национальных колоний, среди представителей которых имелось немалое число специалистов высочайшего класса, людей высокообразованных, в том числе с университетскими дипломами, просвещенных чиновников канцелярии генерал-губернатора, военных инженеров, гидрографов и т. д., не могло не способствовать стремительному развитию в городе и крае науки и культуры (Ришельевский лицей, Институт благородных девиц, итальянская опера, музей древностей, ботанический сад, библиотеки, периодические издания, ученые общества и т. д.).
В годы правления М. С. Воронцова Одесса достигла подлинного просперити. Не особенно идеализируя реальное статус-кво, мемуаристы свидетельствуют, что в это время в городе практически не было людей, живущих за чертой бедности. Наемные рабочие, прислуга, извозчики, приказчики и т. д. получают жалованье намного большее, нежели в других городах Империи.
Трагической случайностью для Южной Пальмиры стала Крымская кампания, после которой город уже никогда не сумел по-настоящему оправиться и вернуть себе прежнее положение на мировой арене. Занимая четвертое место в России (после Москвы, Петербурга и Варшавы) по народонаселению и другим показателям, Одесса, тем не менее, навсегда утратила корону мирового хлебного экспортера. (Гонор, правда, сохранила надолго).
А складывалось все так. Проливы в Черное море были блокированы неприятелем, спрос Европы остался неудовлетворенным. Но, как принято говорить, свято место пусто не бывает: наконец-то хлебные импортеры открыли для себя Америку. Сначала Канада и Аргентина, а затем даже далекая колониальная Индия сделались смертельными конкурентами Причерноморью, Одессе. Маршруты хлебник караванов значительно удлинились, зато транспортные затраты с лихвой компенсировались за счет новой технологии грузоперевозок: экспорт зерна сменился экспортом муки, более компактно укладывавшейся в трюмах, —за океаном вовсю вертелись паровые мукомольни. Что до юга России, тут технологическая революция с трудом пробивала себе дорогу. Так, даже в 1859 году к единственной паровой мельнице в Одессе (Гома) прибавилась только одна (Яхненко) и лишь была запроектирована третья (Хавы). Но, Как говорится, поезд уже ушел...
Увеличение числа экспортеров, естественно, привело к падению мировых цен на хлеб. Греческие коммерсанты, главенствующие в этой отрасли, заметно утрачивают интерес к хлебоэкспорту через Одессу, причем кое-кто из них (можно вспомнить того же Папудова) понес большие убытки. Сократились и доходы города. Хлебный вывоз становится все более мелочным. Да и городское самоуправление уже не то, что прежде, когда в Думе заседали преимущественно негоцианты, благоденствовавшие от хлебной торговли. Пришла беда — отворяй ворота: неблагоприятно складываются в это время дела и в обеих столицах, о чем толкует в своей книге Д. Г. Атлас. Радикальная космополитическая Одесса всегда вызывала раздражение наверху ряд экономических санкций создает Евпатории, Николаеву, Таганрогу, Херсону преимущества перед Одессой, развитие города еще не раз искусственно тормозится. Гордому, независимому городу приходится туго.
Но, очевидно, Одесса родилась под счастливой звездой. Ей в очередной раз повезло с администратором. Граф А. Г. Строганов был одним из тех, кто стоял у истоков новой Одессы (что бы там ни говорили о его чудачествах, непоследовательности и прочее) . Но это была в нашем понимании уже совсем иная “Старая Одесса". Это была Одесса, свято и ревностно хранившая и приумножавшая корпус сказаний и легенд о самой себе, очевидно, стремясь мифом восполнить то, что у нее отняла исключительно злая судьба, — первенство, первородство. Это была, вместе с тем, все та же беспечная, аполитичная, меркантильная, темпераментная Одесса, запоздало взгромоздившаяся на рельсы индустриализации. И мы тут ничуть не сгущаем краски, ибо даже в лучшие порто-франковские времена местные промышленные товары находили сбыт главным образом лишь в слаборазвитых странах — в Турции, Греции, Персии, Хиве и Бухаре. И хотя еще художественно-промышленная выставка 1837 года продемонстрировала хороший уровень здешних изделий, все это выглядело в целом довольно декоративно, кустарно, несерьезно. “Товары народного потребления“, привозимые из-за границы, удовлетворяли любые запросы и обходились дешевле. Кроме того, местные предприниматели морально не были готовы к такому повороту событий и очень неохотно меняли “привычное дело“ на подозрительное новое. Промышленное производство набирало обороты крайне медленно.
“Вынужденная индустриализация" в определенной степени сдерживала развитие Одессы-курорта, приобретшего популярность еще в пушкинские времена, когда “для морских ванн“ сюда съезжался весь бомонд, самое изысканное общество из внутренних губерний. Одесская перестройка 60-х годов XIX столетия весьма негативно отразилась на распределении и функциональном назначении отдельных городских территорий. Скажем, Пересыпь, уникальный естественный курортный комплекс (в сочетании с лиманами— просто непревзойденный), трансформировалась в непробиваемый промышленный и транспортный узел. Развернулась генеральная реконструкция и модернизация порта (что само по себе, разумеется, следует оценить позитивно) , который, слившись с “пересыпской твердыней", окончательно отсек город от моря. Так крутой поворот истории предопределил путь, приведший благодатный приморский город к экологическому провалу...
Положительным моментом этого переходного (к индустриализации) периода, безусловно, явилось введение нового “Городового положения", регламентирующего систему общественного самоуправления. Новые люди в Думе и Городской управе (по сути — в Горсовете и Горисполкоме) методично занялись благоустройством Одессы: в течение двух-трех десятилетий она превратилась в портовый центр европейского уровня. Был пущен днестровский водовод, замощены улицы, проложена система ливневых коллекторов, канализационная система (плюс поля орошения), устроено немало маршрутов “конки" и паровичков, налажено электрическое освещение, создана разветвленная сеть “человеколюбивых заведений“ (приютов, богаделен, больниц, ночлежек и т. д.), народных школ, читален, аудиторий, сформированы государственные и частные пароходные компании, проложена железная дорога, соединившая “одесский остров" с российским материком. Параллельно развивался промышленный комплекс (к 1892 г.: 125 фабрик, 714 ремесленных заведений, 157 заводов, 16 мукомольных и крупяных мельниц), банковское и кредитное дело. Любопытно, что (все-таки в соответствии с дедушкой Лениным) в годы дореволюционной индустриализации Одесса налаживает уже и “вывоз капитала в отличие от вывоза товаров": местные банкирские дома и конторы широко известны за пределами Империи. Впрочем, постепенно начинают вывозиться и некоторые товары: сельхозорудия Хена (Гена), мануфактура Пташниковых, шампанское Редерера, мыло Санценбахера, папиросы Попова, музыкальные инструменты сразу нескольких фабрик и др. Да что там говорить: Одесса даже строит... военные суда (миноносцы) для Черноморского флота!
Это — город! Второй по числу учащихся и студентов в России, с крупнейшим и авторитетнейшим университетом, Высшими женскими курсами, многочисленными научными обществами мирового уровня, великолепными театрами, музеями, библиотеками и даже спортивными сооружениями (велотрек, "роль-палас", скейтин-ринг, ипподром, тир-клуб, два яхт-клуба, гимнастические залы и т. д.). Одесса открывает миру выдающихся ученых, педагогов, литераторов, людей искусства...
Не сразу, не вдруг созрели плоды строгановской перестройки — несколько десятилетий ушло. И не все просто далось, и не все безошибочно получилось. Так, миф о “Золотом городе" сыграл с этим городом недобрую шутку — в корне изменил демографическую ситуацию: воздушный замок оказался перенаселенным, наподобие многоколенной коммуналки. (Вот некоторые данные о росте населения: 1795 г. — 2.349 душ обоего пола, 1817 — 32.740, 1841 — 73.888, 1859 - 114.265, 1873 - 193.513, 1892 -336.412). Избыток рабочих рук, их дешевизна на фоне жестокого рынка. Ба, да мы это уже проходили! Стремительно нарастающее социальное расслоение, потом — еще один крутой поворот истории; нелепицы, случайности и, — грандиозный взрыв, “выпускание пара“... Нет, не станем заходить так далеко. Ведь даже “Старая Одесса" Александра Дерибаса, Доротеи Атлас, Аполлона Скальковского и всей честной компании не настолько простирается в этом направлении.
Что было, то прошло. Но почему так трудно расставаться с прошлым? Расставаться, улыбаясь и шутя, без боли и сожаления? Почему так тяжко терять этот дивный запах весенних акаций, солнечные улицы, щедро политые дворниками, наши детские игры в "маялку" и “ножички", в "казака-разбойника"? Почему нам так недостает открытых трамвайных вагонов на большефонтанской и люстдорфской линиях, булыжной мостовой, фруктового эскимо за шесть копеек, школьных гимнастерок, раскладушек, этажерок, рыбных рядов “Привоза", китайских зонтиков, вееров и рубашек "Дружба"? Почему мы не можем обойтись без парусиновых брюк, шоколадного масла и зайчиков, без пахучей бабушкиной муфты, маминого зеркальца с пароходиком и пальмой, без своего места за семейным столом, без знакомого всем одесситам дедушки, без старой кривозубой вилки и каменистого берега у Дачи Ковалевского?..
Старая, старая и еще более “Старая Одесса", от которой все-таки что-то остается в наших душах. Все это было, было в жизни. Собственно, все это и было жизнью. И нет в природе ничего более прочного, надежного, верного, нежели прошлое. Что было с тобой, то и остается с тобой. И никому этого не отнять.
..."Город, в котором я жил, — писал Геннадий Гор в “Пяти углах", — был слишком красив и поэтичен, и улицы его, когда-то служившие фоном и декорацией для творческой и житейской судьбы самых известных действующих лиц русской литературы, казалось, требовали и от меня мысленно вписаться в вечно начинающееся и никогда не кончающееся действие".
...Затем живут асиаки, соименные с рекой Асиаком; за ними — кробигги, река Рода, залив Саггарийский, гавань Орде с.
ГАЙПЛИНИЙ СЕКУНД 1 в. н. э.
От Борисфена 60 стадиев до небольшого необитаемого и безыменного острова, а отсюда — 80 до Одесса; в Одессе — стоянка для кораблей. За Одессом находится гавань истрианов, до нее 250 стадиев; далее — гавань исиаков, до которой SO стадиев.
АРРИАН ФЛАВИЙ. 5 в, н. э.
ПОЛОЖЕНИЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ САРМАТИИ КЛАВДИЯ ПТОЛЕМЕЯ, II в. к. э.
...Далее — Качибеево городище, как будто обрушившаяся земля, омываемое широким озером, находящимся вблизи моря и при устье Днестра; там, говорят, был прежде довольно значительный порт.
МАРТИН БРОНЕВСКИЙ, 1578 г.
Мы... прибыли в землю крепости Ходжабай. Когда султан Баязед завоевал Аккерман, один богатый человек, прЬзванный Бай, получив разрешение султана, построил в этом месте на скале прочное укрепление и поместил в нем отряд воинов. Он сделался обладателем пяти стад по 1500 овец, и после долгой счастливой жизни его стали называть Ходжабай. До сих пор постройки этого укрепления сохранились и хорошо видны на берегу Черного моря, на крутой скале. Если это укрепление хотя бы немного поправить, местность станет населенной, а дорога — безопасной.
Одесский привоз.
Ну, это уж все знают. Или все-таки — думают, что знают? Давайте не будем торопиться с выводами.
...Планируя городское строительство, знаменитый Ф. П. Деволан учел все обстоятельства — от особенностей рельефа до преобладающего направления ветров. Совершенно логично, что по тальвегу глубокой Военной балки, начинавшейся от Практической гавани и далеко врезавшейся в одесское плато, проходила основная транспортная артерия: город — порт и наоборот. Точно так же естественно, что от вершины этой балки тянулся первый торговый центр, открывавшийся так называемыми “Красными рядами" и продолжавшийся по направлению к “Вольному рынку", т. е. Старому базару (вдоль современного проспекта Мира), и далее — к Привозной площади.
По свидетельству авторитетного историка К. Н. Смольянинова, система “сообщающихся базаров" вдоль запланированного Александровского проспекта нарождалась буквально вместе с городом. Уже в 1797 году в юной Одессе функционировало около 400 “лавок каменных", 17 “магазинов для поклажи", 98 погребов, значительная часть которых располагалась вдоль описанной торговой оси. С октября того же года в городе были введены единые расценки на продовольственные товары в соответствии с “Высочайшим указом". В документе, поступившем в городской магистрат, оговорено, что “цены составлены в неурожайный 1797 г. и что они выше действительно существующих”.
Вот эти завышенные цены: пуд коровьего масла —5 руб., овечьего — 4 руб. 25 коп.; пуд говяжьего сала — 4 руб. 70 коп., бараньего — 4 руб. 50 коп., свиного —4 руб. 80 коп.; фунт говяжьего мяса — 2,5 коп., бараньего— 3 коп., свиного — 6 коп.; птица: индейка — 1 руб., гусь — 50 коп., утка — 30 коп., курица — 20 коп., десяток яиц — 10 коп.
С введением порто-франко растет число так называемых хлебных магазинов, по существу — амбаров, часть из которых располагалась также по описанной торговой оси: кое-какие из них сохранились в перестроенном виде по сию пору. Двигаясь от Красных рядов Греческого базара, пешеход пересекал в те давние годы целую серию специализированных рынков, Старобазарную площадь и выходил на Привозную.
Весь этот многоколенный комплекс удивительно красочно описан современницей, жившей в Одессе в 30-х годах XIX столетия.
“Рынков в Одессе три: Греческий, Старый и Новый базары, но главный — Старый. Под сим именем соединяется несколько рядов. Сначала идет Немецкий рынок: тут продают телятину, свинину, ветчину, колбасы, сосиски; близ него, на площади, останавливаются приезжие колонисты с маслом, сметаною, творогом, яйцами, живностью; тут продают дичину и сидят торговки с зеленью. После рядов с угольями начинаются мясные ряды, а на другой стороне—овощные лавки; там продают муку, крупу, солод, постное масло; середину между сих рядов занимают торговки с зеленью и разными овощами; тут можно найти квашеные бураки, кислую капусту, соленые огурцы.
Немного подальше — рыбные ряды и площадь, где всегда увидите множество телег с рыбою и раками. Направо от мясных и рыбных рядов продают битую птицу, а немного подальше — живую; в той же стороне летом и осенью бывает временный зеленной ряд и шалаши, где продают разные овощи; подле них стоят возы с яблоками, виноградом, грушами, арбузами и дынями; около — устроены дровяной и лесной рынки; тут же продают и кизяк.
Если начать от Немецкого рынка и идти до дровяного, то верно будет пространство около двух верст. Здесь находишь все возможные припасы; кроме того, на всех рынках есть особые отделения для печеного хлеба разных родов, и всем предлагают греческий, немецкий, французский, русский — пшеничный и ржаной. Сверх того, в разных местах сидят торговки с фруктами, плодами, орехами, пряниками".
По всему видно, что в первые эпохи своего существования Привоз был именно площадью, практически лишенной каких бы то ни было строений, на которой производилась торговля непосредственно "с колес". Он входил, таким образом, в систему Старого базара, являясь его составной частью, придатком. В те же 30-е годы начинается поэтапное обустройство этого крупнейшего торгового комплекса: нивелируются и мостятся базарные площади и близлежащие улицы, устраиваются сквозные каменные галереи (эшопы), возводится высокая башня с часами на Старом базаре. Все эти капитальные сооружения, как и обычные места, сдаются городом в аренду негоциантам, причем городская управа проводит с этой целью специальные торги-аукционы; желаемое получает, разумеется/тот, кто щедрее раскошелится. Полученные средства шли в городскую казну и обыкновенно использовались на благоустройство Одессы.
В третьей четверти прошлого столетия отдельные капитальные торговые лавки начинают появляться уже и на территории ’ Привозной площади, впоследствии их число растет. Постепенно эта автономная часть Старого базара обретает полную независимость и суверенитет — трансформируется в самостоятельный рынок, причем где-то перерастает своего прародителя. Иной оттенок отношения к сему месту появляется и в сознании одесситов: для горожан это уже не просто площадь, не просто элемент чего-то целого, но нечто определенное, характерное — “Привоз". В конце XIX ст. он начинает отвоевывать пальму первенства у Старого базара, несмотря на то, что лишен каменных эшопов и башен.
Ознакомьтесь, если интересно, с “привозными ценами" столетней давности, тщательно проверенными и опубликованными в газете “Одесский вестник“: “капуста бел. — 10 — 20 коп., цветная — 60 коп., сафойная — 5—10 коп. головка, сельдерей — 5 — 8 коп., морковь —5 — 6 коп., хрен—10 коп., цикорий — 15 коп., шпинат — 10— 12 коп. фунт, бураки — 1 — 5 коп., картофель американский — 50 коп. за пуд, лук — 1 руб. за пуд, артишоки — 1 руб. 50 коп., помидоры — 20 — 30 коп. десяток; мясо: 1-й сорт — 9 коп., 2-й — 8 коп., филе — 20 коп., баранина — 7 — 8 коп., телятина — 10 коп., мозги воловьи — 15 коп., телячьи — 10—12 коп., язык воловий — 50 коп. фунт; птица: куры — 80 коп. — 1 руб., цыплята — 55 — 60 коп., утки — 90 коп., гуси — 1 руб. 60 коп — 2 руб., индюки —3 — 4 руб.: цена везде — за пару птиц; битая птица: куры—1 руб. 20 коп., утки — 1 руб. 30 коп., голуби — 20 коп. пара; дичь: рябчики — 1 руб., тетерева — 1 руб. 60 коп.— 1 руб. 70 коп., дрофа — 3 руб. — 3 руб. 50 коп., заяц — 1 руб. штука; масло свежее — 40 — 45 коп. фунт, соленое— 35 — 38 коп., творог —8—10 коп., брынза — 15—16 коп., молоко — 10—12 крп. кварта, сметана — 35 коп.; свежая рыба: короп — 12—15 коп. фунт, судак — 10 —12 коп., щука — 10 коп., белуга — 25 коп., осетрина —60 коп., севрюга — 40 коп., стерлядь — 30 — 50 коп., бар-буня — 40 коп., камбала крупная — 10 коп., мелкая —1 руб. — 1 руб. 20 коп. за десяток, кефали крупные — 1 руо. 50 коп. десяток, бычки — 15 — 30 коп. низка, свежая икра — 2 руб. 50 коп. фунт; колбасы балтские —5руб. 50 коп. — 5 руб. 80 коп. за пуд\ в мелочной продаже, за фунт: свинина — 10 коп., колбасы — от 15 до 30 коп., окорока копченые — 18 коп.“. Что скажете, посетители Нью-Привоза?
Постепенно Привоз сделался главным кормильцем Южной Пальмиры. Собирая статистические сведения о потреблении продовольственных товаров на душу населения, неизменно к нему, родному, обращаются исследователи. Интересная информация на сей счет опубликована около 100 лет назад и дает вполне реальную картину тогдашнего-ан-петита горожан. Так, за один год на бойнях, включая убой мелкого скота на Привозе и Новом базаре, забивалось 27.990 голов бугаев и волов, 61.930 коров, яловок и быков, 10.855 — молодняка, 18.815 — телят травяных, 21.323 — телят молочных, 141.142 — овец, баранов, коз, ягнят и козлят, 9.859 — свиней, 61 — лошадей. Последние, как указано, лишь иногда закупались в пищу местными татарами, а в основном шли на кормление животных в зверинцах. В пересчете на мясо получалось всего 1.895.934 пуда, т. е. около 30,5 миллионов кг. При этом надо иметь в виду, что учтен лишь забой в пределах города.
Что касается птицы, тут “одесское чрево" принимало дозы тоже довольно изрядные. Кстати, в этой области торговли Привоз также держал первенство среди прочих местных рынков. “На ваш вопрос, сколько приблизительно в день продается на Привозе кур для потребления в Одессе, — пишет любознательный современник, — один опытный торговец ответил: до тысячи пар". Наивысшая цена за пару хороших кур столетие назад составляла 1 руб. 80 коп. — 1 руб. 90 коп. А росла цена в результате оттока птицы со внутреннего рынка на внешний. Вблизи Привоза находились склады ведущих “куриных экспортеров" — Мунесса, Фишеля, Кашиха, Метаксы и Монтиньяни. Так, первый из них, испанец Мунесс, вывозил в течение летнего сезона (с 1 марта по 1 сентября) в Барселону 68.750 штук, а все пятеро экспортировали 403 тысячи за полугодие, а бывало и больше. Небывалый размах ощипанных крыльев!
Торговля птицей на Привозе велась в 45 специализированных лавках, но “рачительные хозяйки предпочитали покупать птицу непосредственно с воза“, ибо были уверены, что заплатят дешевле, нежели перекупщикам. Подробно анализируя вопрос птицеторговли на Привозе, местная газета пришла к выводу, что одесситы ежегодно поедают не менее 1.132.800 кур. Годичное потребление куриных яиц ориентировочно составляло 40 млн. штук. Самая высокая цена куриных яиц на Привозе не превышала 25 — 30 коп. за десяток.
Все это, впрочем, магия чисел. Для реального ощущения положения дел сопоставим приведенные цифры с общим числом горожан — около 300 тысяч. Если теперь оперировать приведенными выше цифрами, получим на душу одного одессита ежегодно: 100 кг мяса, более 110 куриных яиц, а вот самих кур — всего-то штуки четыре. Вообще говоря, оно и так совсем не плохо, но на самом деле означенные продукты питания распределялись среди различных социальных слоев и даже этнических групп неравномерно, в соответствии с материальными возможностями и национальными традициями.
Важно, что со временем Привоз сделался основной перевалочной базой практически всех пищевых продуктов, распространявшихся в городе: уже отсюда они растекались по другим рынкам, от оптовиков поступали к средним и мелочным торговцам. Настала пора, когда осуществлено было и солидное внешнее оформление этого центрального одесского базара: появляются каменные магазины, лавки, резничные павильоны, возводится знаменитый “Фруктовый пассаж“ — уникальный памятник архитектуры. Описанный многими и многими известными литераторами, Привоз становится местом поистине легендарным, может быть, не самой лучшей, но все же — визитной карточкой города.
Что касается его нынешних реалий, — этим еще предстоит заняться кропотливым исследователям, которые, надеюсь, следуют за нами.
Вести из прошлого
В цирке Мариани разыгралась сцена, потрясшая нервы зрителей в сильной степени. Гимнаст Ренье стоял вверху на трапеции, когда вдруг сделал из веревки, по которой взобрался наверх, петлю, вложил в нее голову и спокойно объявил, что если Мариани ему сейчас же на месте не заплатит следуемых ему 25 рублей, — он повесится. В публике началось сильное волнение, дети и женщины стали кричать и плакать.Тут Мариани вынул из кармана пятирублевку, в зале собрали тоже 5 рублей и деньги были показаны человеку на трапеции. Приманка оказала свое действие: Ренье спустился, взял деньги и спокойно приступил к упражнениям.
"ДИВЕРТИСМЕНТ", 1910, № 1
Как факт заносим в нашу хронику, что в настоящее время в Одессе все более и более распространяется употребление рому лицами, до сих пор придерживавшимися водки. Можно думать, что это составляет прогресс по пути к трезвости (...).
"ОДЕССКИЙ ВЕСТНИК", 16 60, No 6
Одесские прелести. Район Екатерининской улицы, между Троицкой и Еврейской ул., имеет невероятное количество "меблированных комнат" самого подозрительного свойства; только в одном квартале таких комнат четыре. Есть даже комнаты в подвальном этаже. Жильцы в этих комнатах самого неблаговидного свойства: большею частью — женщины безобразного вида. Особенно же неприглядно высматриваются какие-то "Американские меблированные комнаты". Неужели же все это существует для украшения центральной части города и притом вблизи храма Божия (греческая церковь св. Троицы)?
"НОВОРОССИЙСКИЙ ТЕЛЕГРАФ", 1680, На 1574
Одесские гостиницы.
По-видимому, не стоит пространно рассуждать о самых первых известных в городе гостиницах “для чистой публики". “Отель дю Норд“ Шарля Сикара и знаменитая клубная гостиница в доме Жана Рено вошли не только в историю Одессы, но и в “Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина". Несколько слов лишь об известном рестораторе Цезаре Отоне, воспетом поэтом, поскольку мемуаристы как будто путаются с адресом его заведения: называют то Ришельевскую улицу, то Дерибасовскую, а то и Херсонскую.
Представьте, противоречий тут никаких нет, — просто речь идет о хронологически разных этапах существования ресторации “услужливого Отона“. До 1823 г., т. е. до окончательного переезда Пушкина в Одессу, она располагалась в доме купца Крамарева, на Дерибасовской, близ современного “Пассажа". Затем в продолжение некоторого времени содержание обособленных ресторанов в Одессе было запрещено, и Отон держал кухмистерский стол (а фактически — тот же ресторан) при отеле Рено. В дальнейшем же он управлял рестораном при “Ришельевской“ гостинице, стоявшей напротив дома Рено, где ныне — Дворец бракосочетания.
По мере роста Южной Пальмиры и становления ее как модного курорта притом капитала в нишу бытового обслуживания усиливается, число гостиниц и ресторанов неуклонно растет. В середине прошлого века, правда, по-настоящему комфортабельных гостиниц европейского уровня было еще не так много. А потому взыскательному клиенту в это время порой приходилось туго. “Мы долго ездили по городу, — писала Олимпиада Петровна Шишкина, фрейлина русской императрицы, автор нескольких исторических романов, — все лучшие гостиницы заняты приезжими; только в “Петербургской", в третьем ярусе, нашлись за шестьдесят рублей ассигнациями в неделю две комнаты с прихожей. И дорого, и тяжело ходить так высоко, но комнаты чистые и веселые, и мы особенно обрадовались балкону, на котором тотчас сели, прежде всего спросив не чаю, а мороженого". Вглядываясь в морские дали за густыми аллеями бульвара, памятником Ришелье и “огромной лестницей из триестского камня", наша путешественница и вовсе разомлела и стала нахваливать такую юную и такую блестящую Одессу.
“Санкт-Петербургская" гостиница размещалась в правом полуциркульном здании (если стоять лицом к морю); в первом этаже, рядом с памятником Ришелье находился содержащийся при ней (роскошный ресторан. Руководил всем этим комплексом Р. Донати. В 60-е годы XIX столетия с постояльцев тут взималось от рубля до пяти в сутки. К числу фешенебельных уже тогда относилась и сохранившаяся до сих пор в перестроенном виде гостиница “Лондонская" (ныне — "Одесса"), с рестораном. Содержатель се, некто Паскаль, был вовсе не физик, но тоже по-своему шаменитый своими законами и правилами (обхождения с клиентурой) человек. Обходительность эта стоила дороже-до семи рублей в сутки с квартиранта.
Хороша была и "Европейская" гостиница, располагавшаяся по улице Преображенской, 24, где сейчас — библиотечный корпус Одесского университета. Содержатель 1-с, до сей поры памятный одесситам, также носил громкую фамилию — Вагнер, истинный композитор в области гостинично-ресторанного искусства. Сначала он променял эту свою гостиницу на старинный корпус Ришельевского лицея по улице Дерибасовской (сие строение до сегодняшнего дня именуют домом Вагнера), а потом, благодаря ему, напротив старого места, у пересечения Преображенской и Херсонской, расцвел целый куст превосходных отелей — "Виктория1", “Савойя", "Гранд отель“. Свое детище “Викторию" дальновидный и ана-литичный Вагнер оборудовал на загляденье. Едва ли кто другой из его коллег с таким вниманием и даже упоением вникал во все гастрономические тонкости гостиничного ресторана. В "Виктории" не только обслуга изъяснялась по-немецки, по-французски, по-польски, но даже... повара. Традиционные национальные кушанья удовлетворяли запросы как этнически пестрого одесского населения, так и "интуристов".
В реестре второклассных гостиниц — “Новороссийская" (от рубля до четырех в сутки), “Парижская" (75 коп. —3 руб.), "Белый лебедь" (50 коп. — 2 руб. 75 коп.) и уже упоминавшаяся "Ришельевская" (50 коп. — 2 руб.).При всех этих гостиницах функционировали ресторации. Более скромные по тем временам цены запрашивали владельцы постоялых дворов — “Ревельский порт“, “Кавказ", “Россия" (все — на Садовой улице)» а также “по-дворьев" (Ширяев, Сапожников и Воробьев) — на Полицейской. Гостей города почти за символическую плату в несколько копеек готовы были приветить в любом из городских предместий, впрочем, подобный постой был далеко не безопасен.
Из числа кофеен выделим знаменитую аристократическую Замбрини (впоследствии — Печеского) в Пале-Рояле, славную особым приготовлением мороженого, кофе и шоколада, а также располагавшиеся рядом “Коммерческую" и “Канна" (в театре). До расцвета кофейни Фан-кони негоцианты, биржевики, судовладельцы и “морские волки" собирались в заведении Новака и “Биржевой" кофейне, находившихся в начале Ришельевской улицы. Помимо кофеен, в центральной части города имелось немало кондитерских (Альбрехта, Баргецци, Кальгера и др.), а промочить горло можно было в “пивных залах" (Николаи, Ротте, Степанова и т. д.).
Дать хотя бы беглое описание всем гостиницам и ресторанам конца XIX — начала XX вв. вообще не представляется возможным. Не будем даже трогать статистический 1913 год, обратимся к информации по этому вопросу столетней давности. Итак, в это время в городе действовало... В районе Бульварного участка — 24 гостиницы с ресторациями, 7 кафе-ресторанов, 6 кофеен, 14 буфетов и 76 трактиров и отдельных ресторанов. В районе Александровского участка — 7 гостиниц с ресторанами, 2 кофейни, 6 буфетов и 82 трактира и ресторации. В районе Херсонского участка — 5 гостиниц с ресторанами, 1 буфет, 1 кафе-ресторан, 1 кофейня и 65 трактиров и ресторанов. В районе Петропавловского участка — 3 гостиницы с рестораном, 1 буфет, 102 трактира и ресторана. В районе Михайловского участка — 2 буфета, 65 трактиров и ресторанов. За бывшей Тираспольской заставой — 13 трактиров и рестораций. В районе Пересыпского участка — 3 буфета, 17 трактиров и рестораций. За бывшей Херсонской заставой — 25 трактиров и рестораций. В районе Дальницкого участка—5 трактиров и рестораций. Если переводить все это в питейные заведения, то всего их получается 534, но это— капля в море, поскольку в расчет не принимались ни ренсковые погреба, ни штофные и прочие лавки...
И все-таки назовем несколько наиболее известных гостиниц и рестораций, пользовавшихся популярностью хотя бы в среде известных людей, посещавших Одессу. Начнем, скажем, с гостиницы “ Империаль“ (нынешняя — “Спартак") . Не ведаем, сколько “гостей города-героя" (или все-таки экс-героя?) ухитряются втискивать сюда ныне, но при содержателе А. Ф. Шклярове здесь имелось 54 номера. Зато в полном смысле слова комфортабельных. Обслужи-пающий персонал традиционно владел в необходимом объеме четырьмя языками. У крыльца наготове стояли “экипажи для встречи поездов и пароходов и для прогулок", предлагались табль-доты в ресторане по умеренным ценам. (Примечание: табль-дот — это что-то вроде комплексного обеда по форме, но не по содержанию).
“Лондонскую" гостиницу содержал Жюль Кошуа, оформивший интерьеры с необычайным изяществом и н кусом. Здешний ресторан традиционно имел высокое реноме. К услугам гостей всегда готовы были не только экипажи, но и омнибусы. “Европейская" гостиница, как бы репрезентовавшая бывшую вагнеровскую, в 90-х гг. XIX ст. находилась на пересечении Пушкинской и Ланжероновской улиц. Ее шеф Адольф Магенер также держал превосходный ресторан, которым не брезговали именитые горожане.
Как и “Большая Московская“, сохранила свое давнее имя и гостиница “Центральная", против Соборной площади. В конце XIX века содержателем ее был А. А. Великанов, предлагавший 102 отличных номера по таксе от 75 коп. до 4-х руб. в сутки, а также “обед из четырех блюд и чашки кофе ча 70 копеек, напитки — по умеренным ценам". Отменной обслугой славилась “Северная" гостиница А. Ящука в Театральном переулке с самым респектабельным рестораном и зимним садом. Именно в этом ресторане проходили обеды и ужины, посвященные пребыванию в Одессе известных людей своего времени (Чайковский, Айвазовский, Островский и т. д.), торжественные юбилейные вечера различных учебных, научных, спортивных, благотворительных обществ, встречи бивших офицеров, ветеранов обороны Севастополя, Турецкой кампании и т. д.
Упомянем еще уютную "Крымскую" гостиницу на Сабанеевском мосту (номера — от рубля до трех) с небольшим изящным садиком. В этой гостинице также останавливались знаменитости: ныне на этом месте — и это символично — музыкальная школа имени Столярского. В самом деле, одесские гостиницы видели Щепкина, Белинского, Гоголя, Пирогова, Мочалова, Заньковецкую, Сарру Бернар, Шаляпина, Вертинского, Куприна, Гумилева, Чехова, Сенкевича, Лесю Украинку...
Говоря о размещении приезжих, мы даже не коснулись дачных местностей, многочисленных пансионов при частных и городских лиманно-лечебных заведениях. Не вспомнили ожерелье ресторанов и кафе-шантанов, блиставшее вдоль приморской полосы — от Люстдорфа и Большого Фонтана до Аркадии и Ланжерона. “Бель-Вю“, “Шато-де-Флер“, “Эльдорадо"... Фейерверки, маскерады, канкан, “сумерки в природе, флейты голос нервный, позднее катанье... “. Всему хватало места под высоким небом Столицы Юга.
ГЛАЗАМИ ПРИЕЗЖИХ
Мы... въехали в новый порт Одессу, следующее сколько-нибудь значительное место на этом побережье от турецкой границы; и в самом деле оно обещает быть значительным, если запланированное будет надлежаще исполнено... генералом Волланом и вашим старым другом вице-адмиралом Рибасом, который так долго служил с вами в Кадетском корпусе, и теперь является командиром этого порта и галер, какие в нем будут расположены. Вы знаете, что турецкое название этого залива, или бухты, было Аджибей; но ее императорское величество изменила его в Одессу, кажется, с намерением сохранить древнегреческое, имя порта и города, некогда располагавшегося на этом берегу... Но вернемся к новому порту, от которого увело меня древнее его название прежде, чем я закончила его описание. Насколько я могу судить, он представляется большим и важным предприятием, нечто вроде. Шербура во Франции; оба места требуют защиты от бушующего моря: преждечем порт может быть построен, создается искусственный фундамент — отсыпаются камни и обшиваются деревом, — что помогает укротить морскую стихию... Сам город Одесса обещает быть не хуже порта, т. К. он создается с использованием того же красивого известнякового камня, что и в Николаеве.Который придает сооружением впечатляющий внешний вид.
МЭРИ ГУТРИ, 1795 г.
Старая Одесса.Продолжение.
Отредактировано gosha (Пт 09:43)
