Диверсии против Польши.Создание и крушение мифов.
Диверсии против Польши.Создание и крушение мифов. часть 2.
Диверсии против Польши.Заговор в костюмах и масках.часть 3.
Диверсии против Польши.Антенны над осиными гнездами. часть 4.
Диверсии против Польши.Польские часы и американская «кукушка» часть 5.
Диверсии против Польши.О «культурной пустыне».часть 6.
Накаряков В. Н.
Мы раскажем о том, как действовали антисоциалистические силы в Польше и вокруг Польши начиная с середины 70-х годов. В ней показана роль ЦРУ США, спецслужб стран НАТО, их диверсионно-пропагандистских центров, а также реакционной эмиграции в разработке планов демонтажа социалистических структур в Польше, ее экономической дестабилизации.
Развитие событий представлено хронологически, вплоть до краха сценария, составленного в Вашингтоне.
Используются материалы польской и иностранной прессы, приводятся личные наблюдения автора, пять лет работавшего в Польше.
Создание и крушение мифов.
С 1973 по 1978 год я жил в Кракове. Корреспондентский пункт агентства печати «Новости», который мне было поручено открыть, обслуживал южные воеводства, те самые, по которым в 1944— 1945 годах проходил мой военный путь. Вторая встреча с Польшей.
Это были годы увлекательной журналистской работы, общения с интересными людьми, творческого поиска. Краков — поистине удивительный город: живая история Польши, ее древняя столица, жемчужина архитектуры, а главное, Краков — спасенный город.
В годы войны гитлеровцы обрекли его на гибель. Все исторические памятники были заминированы. По команде одного из маньяков они должны были превратиться в бесформенные груды камня. Отважные советские разведчики раскрыли дьявольский план, предотвратили взрыв, а войска маршала Конева блестящим обходным маневром вынудили оккупантов в панике бежать из города. Он был освобожден без введения в бой танков и артиллерии. Почти две тысячи наших солдат и офицеров отдали жизни за его спасение.
Дорог нам Краков и тем, что там два года жил и работал Ленин. Найденная здесь после долгих поисков уже в послевоенные годы часть краковско-поронинского архива Владимира Ильича увеличила собрание его сочинений на три тома.
Пять лет работы пролетели, словно на крыльях. По возвращении в Москву мне была поручена обозревательская работа. Это позволило не забывать Польшу, время от времени бывать в этой стране, и, разумеется, я не упускал возможность вновь побывать в Кракове.
Пути журналиста неисповедимы. В конце мая 1980 года у меня завязался сложный узелок. Возвратившись из командировки в Ташкент, я узнал, что вскоре предстоит важная поездка в Афганистан на три месяца. Вылет назначен на 10 июня.
А в Кракове открывался XVII международный фестиваль документальных и короткометражных фильмов. В его программе был представлен «наш» фильм «Краков помнит Ленина», над которым мы работали вместе с Константином Славиным, Семирамидой Пумпянской и другими товарищами. Понятно, что очень хотелось лично присутствовать на фестивале. Переговоры с начальством окончились успешно. Через день я был в Кракове. Фестиваль открылся ленинским фильмом. Он был отмечен специальным призом президента Кракова, а я успел перескочить с варшавского поезда на самолет, улетавший в Кабул.
Свободные часы в Кракове, как всегда, заполнили встречи с друзьями. Одна из них — с известным редактором и публицистом — вызвала тревогу.
— За время, пока мы не виделись, многое изменилось,— говорил он мне, попыхивая трубкой.— Помнишь лето семьдесят шестого? Так вот, где-то в августе все это повторится, и совсем в иных масштабах, чем тогда в Радоме и на «Урсусе». КОР распоясался. Его группы проникли в рабочую среду. Понял? И они не только говорят, но и обстоятельно готовятся...
За событиями, которые действительно начались в Польше в августе, я следил из Кабула по отрывочным сообщениям радио. Западные станции буквально захлебывались от восторга, живописуя забастовку в Гданьске, которая вызвала цепную реакцию. Зная истинную цену их сообщениям, я, как и работники посольства ПНР в Кабуле, не очень волновался. На столь далеком расстоянии казалось, что конфликтная ситуация будет быстро преодолена.
По возвращении в Москву эти иллюзии рассеялись немедленно. Знакомство с телеграммами ТАСС, польской прессой, публикациями на Западе позволило взглянуть на польские события в другом ракурсе. Положение было сложное, опасность нарастала, как снежный ком. Антисоциалистические силы в Польше вводились в действие, и каждый день приносил негативные новости.
Мне вспомнилась осень 1976 года, когда впервые прозвучало короткое словечко «КОР» — «комитет обороны работникув» (по-русски — «защиты рабочих»). Сегодня, когда история создания, подрывных действий и «растворения» этой контрреволюционной группировки, созданной и действующей по указанию ЦРУ и специальных служб НАТО, широко известна, остается напомнить только детали.
В мае 1975 года в Женеве состоялась секретная встреча представителей спецслужб с эмиссарами политической эмиграции и диссидентами из ряда социалистических стран, в которой участвовал Збигнев Бжезинский. Обсуждалась возможность создания в этих странах антикоммунистических группировок «пятых колонн», которым была обещана неограниченная финансовая и пропагандистская поддержка. Без Польши, понятно, не обошлось. Там рекомендовалось назвать такую группировку «движением в защиту прав человека и гражданина». КОР возник параллельно «движению».
В июне 1976 года польское правительство неожиданно объявило о значительном повышении цен на продукты питания. Общество не было подготовлено к этому, хотя такая мера, вероятно, была необходима. В тот же день в городе Радоме и на тракторном заводе «Урсус» в предместье Варшавы произошли волнения. Возглавили их уголовные элементы, начавшие разгром магазинов. Несколько человек были арестованы. Вечером по радио объязили об отмене повышения цен. Пять организаторов погромов (один из них уже имел 14 судимостей) были приговорены к тюремному заключению.
Все это послужило поводом для выхода на арену «защитников рабочих». Распространенное воззвание подписали 33 воинствующих диссидента. Среди них были уже известные политиччвские авантюристы — Яцек Куронь, Адам Михнин, Северин Блюмштайн, организаторы студенческих беспорядков, спровоцированных ими в марте 1968 года, несколько писателей — Ежи Анджеевский, Станислав Бараньчак, Ежи Фицовский, Анка Ковальска, литератор Ян Юзеф Липский, артистка со скандальной репутацией Галина Миколайска. Вместе с ними выступили бывший офицер разведки Армии Крайовой Юзеф Рыбницкий, ксендзы Ян Зейя и Збигнев Каминьский, а также прочие «независимые интеллектуалы». Объявился и «заграничный представитель» КОРа — духовный идол оппозиции, профессор Оксфорда Лешек Колаковский, покинувший Польшу в 1968 году. Но не было в комитете ни одного рабочего.
После провозглашения «манифеста» КОРу было просто необходимо напоминать о себе. Для этого каждая акция, вроде «голодовки» в одном из варшавских костелов, немедленно раздувалась «Свободной Европой» и в эмигрантских изданиях. Кроме того, старательно культивировался миф, будто бы КОР — явление чисто польское, доморощенное, стихийное. И многие в это наивно поверили.
— Что может сделать эта горстка людей, имена которых к тому же известны? Какой ущерб они в состоянии нанести социалистическому государству?— Так говорили и, вполне возможно, думали не только обыватели, но и люди, ответственные в разной степени за судьбы Польши.
А тем временем, пока деятельность КОРа пытались представить «бурей в стакане воды», организация разрасталась и разветвлялась, как плесень, постепенно приобретая очертания айсберга, на видимой вершине которого разместились упомянутые оппозиционеры, а внизу — сеть активистов и пособников, которую впоследствии окрестили «макси-кором».
Как мне пришлось убедиться, база для выживания, а временами и для активизации политической оппозиции в Польше 70-х годов безусловно сохранялась и профилактически поддерживалась Западом. Там действовала реакционная эмиграция, подкармливаемая определенными кругами. Внутри страны оставалась «ностальгическая» внутренняя эмиграция, постепенно уходящая со сцены, но оставляющая своим наследникам миф о «счастливом прошлом». Некоторые из бывших офицеров Армии Крайовой не могли забыть о политическом проигрыше, отпрыски бывшей аристократии — о потерянных поместьях. От дедов и бабок детям и внукам передавалась русофобия. Очень часто при встречах с польской аудиторией мне приходилось разъяснять, какая пропасть разделяет польскую политику царской России и Советского правительства с первых дней его образования. Однако было ясно, что преодолеть эту пропасть в сознании удалось далеко не каждому. Да и, не станем греха таить, мостики для ее преодоления с польской стороны временами бывали узкими и шаткими.
Мой сосед по Кракову — актер прославленного театра «Стары» Роман Вуйтович был поляком старой закалки, но с современными, хотя и непоследовательными взглядами. Он считал себя правоверным католиком и даже имел постоянное место в костеле Св. Креста. Правда, службы он посещал редко и почти всякий раз после проповеди вступал в полемику с ксендзом по различным поводам. По возвращении домой Роман с удовольствием об этом рассказывал.
Понятно, что мы не раз говорили с Вуйтовичем об обстановке в стране. Он язвительно критиковал многое, в том числе «забюрократившееся» местное руководство, протекционизм, взяточничество, «злых частников» или порядки в театре, но о прошлом говорил, на мой взгляд, объективно:
— До войны в Польше жило 35 миллионов, и не только поляков. Из них один миллион поляков жил лучше, чем сегодня. В том числе и я. Нынче в Польше 35 миллионов только поляков и 34 из них живут намного лучше, чем их отцы и деды. Отсюда вывод, что народная власть справедлива к подавляющей части общества.
При встрече в 1981 году он обрушился на обстановку в стране, но одновременно пытался убедить меня: «Поверь, что никакой контрреволюции у нас нет». При нашем последнем свидании весной 1983 года он уже не утверждал этого.
Но вернемся в 70-е годы. Большинство основателей КОРа были сынками когда-то известных ревизионистов, связанных с международными сионистскими, масонскими и неотроцкистскими организациями. Попытки оппортунистов изменить курс развития Польши потерпели провал, но, уходя с политической сцены, они стремились «передать эстафету» следующему поколению, превращая исподволь Яцека Куроня, Адама Михника, Кароля Модзелевского и им подобных в демагогов и политических авантюристов, действующих среди «золотой молодежи», студентов и молодых «интеллектуалов», которых назвали «ищущими противоречий».
КОР в действии я увидел в мае 1977 года.
...В Кракове«ювеналии». Это традиционный студенческий праздник. Каждый год в середине мая президент города вручает представителям студенчества символический ключ от города и на два дня Краков поступает в их владение. Начинается веселый карнавал, полный блеска, непосредственности, остроумной выдумки. Участники «ювеналии» — 63 тысячи студентов, зрители — все население города и приезжие гости. За порядком в эти дни наблюдает не только милиция, но и специальная студенческая «гвардия» и в случае его нарушения действует по-студенчески энергично.
Пять лет я наблюдал, как в дни «ювеналии» древняя столица Польши превращалась в город из сказки. В 1977 году праздник попытались отравить «коровцы». За несколько дней до «ювеналии» был найден труп студента Станислава Пыяса. Как установила экспертиза, смерть наступила от кровоизлияния в легкие после падения с лестницы, и крови оказалась чрезмерная доза алкоголя.
Сообщение о трагическом случае появилось в краковских газетах, но фамилия студента названа не была (прокуратура еще не закончила следствие). Оказалось, что ее превосходно знала «Свободная Европа». Застрекотали пишущие машинки в некоторых варшавских домах. Они размножали некое «обращение» по поводу смерти студента, носящее провокационный характер. Большинство листовок предназначалось для Кракова. «Командосы» готовились превратить «ювеналии» в траурную демонстрацию протеста. Объявлялось, что Пыяс был якобы «избит до смерти милицией». Получив инструкции и листовки, группа молодчиков двинулась в Краков.
У подъезда дома № 7 по улице Шевской, где был обнаружен труп Станислава Пыяса, появились черные флаги, а длинноволосые юнцы, сменяя друг друга, читали вслух упомянутое «обращение КОРа» для остановившихся прохожих. Другие рыскали по переполненным народом улицам и студенческим общежитиям, раздавая листовки, пытаясь при удобном случае проникнуть к микрофонам местных радиоузлов. Чаще всего провокаторов просто выкидывали из общежитий и из толпы. Не удалось им сорвать и заключительное праздничное шествие карнавала, а планировался хотя бы символический вывод студентов из города, как это произошло в 1549 году, послужив сюжетом для одной из картин Яна Матейко. Тогда поводом было убийство студента слугами одного из каноников,
В тот самый день в Кракове кардинал Кароль Войтыла (будущий папа Иоанн-Павел II) освящал новый костел. По этому случаю в город съехалось около двухсот иностранных журналистов, в основном из католических изданий. Затевая провокацию, «коровцы» рассчитывали привлечь их внимание. Корреспонденты, и не только католические, действительно не прошли мимо. Я, например, написал об этом в «Комсомольскую правду». Как и у некоторых из моих польских коллег, возник вопрос: не слишком ли много оказалось «случайных совпадений»? Высказывалось предположение, что сами «коровцы» принесли в жертву Пыяса, чтобы иметь повод для провокации. Во всяком случае использование трагического случая для грязной политической стряпни вполне определяло характер деятельности КОРа.
Точно так же, как после Радома и «Урсуса», после краковской провокации Адам Михник отправился в турне по европейским столицам. В 1976 году он побывал в Париже и Риме, где встречался с сотрудниками «Свободной Европы» и агентами ЦРУ (часто в одном лице). Он устанавливал каналы для передачи информации из Польши, передал списки участвующих в подрывной работе. Резиденты ЦРУ решили тогда взять КОР на финансовое обеспечение, считая, что эта организация способна дестабилизировать положение в стране.
Во время повторного визита в Европу, на этот раз в ФРГ, речь шла об организации так называемого независимого книжного издательства «Нова» во главе с Мирославом Хоецким, «летучих университетов»— антисоциалистических подпольных лекториев и об эксперименте с созданием «свободных профсоюзов». Такие «профсоюзы» вскоре были созданы в Гданьске и Катовицах. «Коровцы» отдавали себе отчет в том, что обмануть рабочий класс нелегко. Для этого и было создано «теоретическое алиби» е виде «свободных профсоюзов», где готовились будущие «профсоюзные боссы». Действовать на первом плане как представители рабочих готовились Анджей Гвязда, Богдан Лис, Анна Валентынович, Збигнев Буяк, Лех Валенса, Казимеж Свитонь.
В июне 1977 года польское правительство объявило амнистию, и «защита рабочих» утратила смысл. Решение было найдено в переименовании организации в «комитет общественной самообороны», сохранив одновременно и старое название. Так утвердился КОС—КОР, состав которого при этом не изменился.
Для осуществления всех нововведений потребовались дополнительные средства. И сразу, как по мановению волшебной палочки, из таинственных источников наполнились высохшие было ручейки различных фондов и потекли в Польшу. За короткий срок только из эмигрантского «фонда Рачиньского» КОС—КОР по легальным каналам получил 90 тыс. фунтов стерлингов.
Видимые результаты поездок Михника и других основателей КОС—КОРа за инструкциями и подаяниями проявились в Польше через несколько месяцев. Издательство «Нова» начало нелегальное распространение своей продукции — брошюр, листовок, бюллетеней под различными названиями, но с одним и тем же антисоциалистическим содержанием. Каждый бюллетень рекомендовалось передать десяти «доверенным» читателям. Начал выходить журнал «независимых» писателей «Запис». Значительно возросла переправка из-за границы эмигрантских изданий, специально отпечатанных на тонкой бумаге.
В квартирах, а порой в костелах начали действовать упомянутые «летучие университеты». Взявший над ними шефство «профессор» Колаковский присылал в Польшу лекторов из Лондона.
Будучи в ФРГ, Михник пристроил там для издания собственное произведение «Костел — левые силы — диалог» и брошюру Куроня «Идейные принципы». Они были изданы в самом срочном порядке (в 1977 и 1978 годах). По поручению верхушки КОС—КОРа Михник убеждал новых покровителей и финансистов,— а «коровцы» становились слугами нескольких господ,— что любые кредиты Польше должны даваться только на политических условиях. Это не было новостью. Известно, что еще в 1957—1963 годах кредиты Польше в сумме 900 млн. долларов были выделены Соединенными Штатами «во имя либерализации внутренних отношений».
Польша 70-х годов. Время роста экономической зависимости от Запада. На окраинах небольших городов росли аккуратные корпуса предприятий, построенных по западным лицензиям. Всего их было приобретено 428, но половина введена в действие с большим опозданием, а 86 оказались вообще нерентабельными. Капиталисты из ФРГ, Франции, США и других стран зачастую продавали Польше отнюдь не новейшую технологию. Почти в каждом соглашении оговаривалось, что часть деталей или компонентов для производимых изделий будет закупаться у фирм, продавших лицензии. (Пример тому тракторы «Массей-Фергюсон», для каждого из которых пакет импортируемых «валютных» деталей стоил 360 долларов.)
На новые предприятия пришли малоопытные рабочие, от чего страдало качество выпускаемой продукции. В 1983 году специалисты подсчитали, что для полного освоения производства по приобретенному «паштету из лицензий» нужно изыскать 170 млрд. злотых, а тогда, в середине 70-х годов, слова «западные кредиты» произносились с энтузиазмом, а то и с почтением. Ведь на внутреннем рынке появлялось все больше новых товаров.
Тем временем Польша с каждым годом все глубже погружалась в пучину долгов капиталистическим государствам. Однако банки стран НАТО продолжали предоставлять ей новые кредиты, чаще всего краткосрочные и под высокий процент, ставя при этом непременным условием дальнейшую «либерализацию», что означало облегчение деятельности антисоциалистических группировок.
За всеми этими процессами с большим вниманием следили из Вашингтона. 17 марта 1978 года Збигнев Бжезинский представил президенту Картеру секретный план дестабилизации положения в Польше. В нем прямо указывалось, что Польша является «самым слабым звеном среди стран Восточной Европы и настало время вынудить польских коммунистов к уступкам в области прав человека». В плане говорилось и о том, что в 80-е годы Варшава вынуждена будет выплачивать на покрытие своих долгов 90 процентов дохода от экспорта и этот момент можно будет использовать для усиления давления.
Варианты плана предусматривали «создание коалиционного правительства из умеренных коммунистов, независимых экономистов, членов оппозиции и представителей церкви». В одном из вариантов говорилось о возможности «восстания в Польше, к которому США должны быть готовы...» Отношения между Польшей и США должны развиваться, по убеждению автора плана, за счет «преобладания национализма над коммунизмом», а американская пропаганда должна сосредоточиться на том, чтобы вызвать в Польше антисоветские настроения.
Этот план стал широко известен из публикации испанского журнала «Тьемпо» весной 1983 года, но его осуществление можно было поэтапно проследить в действиях антисоциалистических группировок в Польше с момента его появления, причем на начальном этапе этим занимался КОС—КОР.
Польский публицист Богдан Возьницкий пишет о том, как глубоко заблуждались те, кто поначалу считал «коровцев» наивными мечтателями и нереалистически мыслящими политиками. «Огромный ущерб был бы причинен всем, если бы «коровцы» успели реализовать свой стратегический план. Тогда польский народ был бы отброшен назад на многие десятилетия, и в этом утверждении нет ни капли преувеличения».
В 1979 году я дважды посетил Польшу. Во время второго, осеннего визита мне удалось выкроить время для встречи с тем давним приятелем, о котором я уже писал. Оценки, прогнозы, исторические параллели эрудированного комментатора всегда были для меня интересны.
— Из множества реакционных организаций в довоенной Польше,— говорил он,— особенно выделялась «Лига моцарствова» («Державная лига»), имевшая к тому же свое военное крыло. Она издавала газетку «Державная мысль», в которой прославляла Польшу Ягеллонов «от моря и до моря», призывала к походу на Восток и поливала грязью Советский Союз. Руководили лигой князь Ежи Гедройц, который и ныне подвизается в парижской «Культуре», и племянник маршала Пилсудского Ровмунд Пилсудский, оказавшийся впоследствии при «лондонском правительстве».
Отложив погасшую трубку, мой собеседник продолжил:
— Так вот. С недавнего времени мы имеем организацию с примерно такими же взглядами, как у былой лиги. Называется она «Конфедерация независимой Польши» — КНП. Создали ее недоучившийся историк Лешек Мочульский и еще несколько воинствующих оппозиционеров крайне националистического толка. Вероятно, американцам уже недостаточно одного КОРа, а «конфедераты» будут, пожалуй, поопаснее. Они уже сегодня заказывают мундиры, сапоги с лакированными голенищами, всяческие значки, флажки и знамена и устанавливают связи с бывшими «аковцами» во всех воеводствах. Они наделают много бед, если их не остановить воврелля.
Приятель оказался прав. В уже упоминавшейся книге Богдан Возьницкий утверждает, что если бы не введение военного положения, то «конфедераты» могли бы одержать победу над КОС—КОРом в «Солидарности».
«Конфедераты» открыто провозглашали свои взгляды и цели. Мочульскому снились времена, когда в 1920 году, вооружив 200-тысячную армию, Франция и Англия толкнули на Восток маршала Пилсудского и его легионы. О том, чем закончилась эта авантюра, «конфедераты» предпочитали не вспоминать. Сейчас они видели за своей спиной США и НАТО и, манипулируя словами «восстановление независимости», пытались возродить культ подверженного русофобии Пилсудского и на этой почве разжечь в Польше антисоветские настроения. «Конфедераты» исповедовали самый оголтелый, пещерный антикоммунизм и действовали в этом направлении. В середине 1981 года они приступили к созданию «боевых дружин» — штурмовых отрядов по образцу гитлеровских и имели к этому времени резерв в лице профашистского Независимого союза студентов. Их контакты с зарубежными подрывными центрами приобрели все черты шпионских каналов связи.
Позволю себе сослаться на один из выводов, сделанных известным польским публицистом Ежи Крашевским в его книге «Тени больших манипуляций», изданной в Варшаве в 1984 году:
«Специфика событий в Польше состоит в том, что сказались результаты трех факторов одновременно: последствия ошибок в экономической политике, организованная деятельность внутренней антисоциалистической оппозиции и агрессивная агентурная деятельность центров антикоммунистической диверсии на Западе».
Активная борьба за ликвидацию социализма в Польше продолжалась 585 дней. 398 из них — со дня регистрации верховным судом до приостановления деятельности, а затем роспуска — официально существовал так называемый независимый, самоуправляемый профсоюз «Солидарность». Это интернациональное слово, столь популярное среди рабочих, подкинул как название монстра, созданного для обмана трудящихся, один из главных экстремистов оппозиции Кароль Модзелевский в самый разгар августовских событий 1980 года.
Экономисты потратили немало времени, чтобы подсчитать, какой материальный ущерб нанес польскому обществу каждый из этих 398 дней. Но вряд ли кто-нибудь в состоянии определить моральные потери, идеологические и психологические издержки, развращающее влияние периода анархического разгула, а тем более разложить эти потери на дни, месяцы или на миллионы людей, подвергнувшихся в той или иной дозе тлетворному облучению «Солидарности».
В период эйфории «Солидарность» стала модной, как джинсы, шлягеры или длинные волосы у парней. Наряду со справедливыми требованиями миллионы людей разных возрастов и профессий без критического анализа и раздумий уверовали в ее демагогические лозунги «исправления» социализма. В то время многие поверили в создаваемый миф «о самоуправлении предприятий и независимости профсоюзов». А за их спинами происходило порерождение «Солидарности» в политическую партию, глубоко враждебную социализму.
Началось с того, что за спиной каждого из новоявленных профсоюзных лидеров, словно тени, возникли «советники» и «эксперты» из КОС—КОРа. За Лехом Валенсой — фигурой, выдвинутой на первый план в Гданьске,— немедленно появился прибывший из Варшавы Богдан Борусевич. Вслед за ним явилась целая группа «экспертов». Вторым суфлером Валенсы стал реакционный католик Тадеуш Мазовецкий. Обоим было поручено «фильтровать» все, что Валенса намерен передать обществу.
На Западе это не скрывалось. Куронь прямо заявил в журнале «Штерн», что найденный «коров-цами» Лех Валенса был поручиком в окопах, а забастовкой руководил «мозговой трест» КОРа. Одна из его подручных Марина Плоньска уточнила: «К событиям на Балтике КОР готовился целых три года».
Осенью и зимой 1980/81 года эйфория «Солидарности», а одновременно и ее амбиции росли, как грибы после дождя. Это был долларовый дождь, который руководители «профобъединения», его «советники» и «эксперты» встретили, раскрыв не зонтики, а карманы. Прежде всего они позаботились о своих личных счетах в иностранных банках. В польские порты хлынули «дары» с Запада от правых профсоюзов, оживших эмигрантских и «анонимных» организаций, поступавшие часто в обход таможенных правил: полиграфическое оборудование, множительная техника, бумага, краска, магнитофоны, кассеты, рации.
Начались международные «обмены». Валенса, персона которого непрерывно раздувалась, побывал в Японии и Риме, где неплохо провел время. (Один из польских фоторепортеров показал мне снимки о его ночных похождениях в Риме.) Валенса старательно повторял то, что шептали ему «советники», но порой, когда верх брало растущее самомнение, он нес все, что приходило в голову, нередко вызывая у слушателей недоумение и растерянность. Пройдет время, и почетного доктора нескольких университетов, лауреата нескольких премий, в том числе Нобелевской, который публично заявлял, что не прочел в жизни ни одной книги, на его родине назовут «польским Геростратом» и «американцем из Гданьска».
Мне вспоминается разговор о Валенсе с американским корреспондентом Майклом Доббсом.
— Вы серьезно считаете Валенсу ответственным политическим деятелем?
— Что с вами? Надеюсь, вы не больны? — ответил Доббс вопросом на вопрос.
В середине мая 1981 года с коллегой Михаилом Пучковским мы приехали в Польшу, чтобы познакомиться с обстановкой и «профсоюзным феноменом». Как утверждали деятели «Солидарности», этот профсоюз, а точнее, «общественное движение» объединяло тогда 10 млн. рабочих и служащих. (Цифра была явно преувеличена.) Правительство в тот период терпеливо призывало «Солидарность» к конструктивному сотрудничеству в общенациональных интересах. Подчеркивалось, что партия заинтересована в укреплении рабочего течения в профобъединении, выступающего за соблюдение принципов социалистического строя, что было зафиксировано в уставе «Солидарности».
В «Солидарности» тем временем с каждым днем усиливалось влияние экстремистского крыла, объединяющего не рабочих, а контрреволюционные силы. Используя рабочих как статистов, а их интересы как прикрытие, новоявленные самозваные лидеры начали борьбу за власть, вовлекая миллионы польских тружеников в преступный заговор. Они тайно готовили теневой руководящий аппарат, не скупясь на авансы и посулы для привлечения на свою сторону представителей интеллигенции.
Мы очутились в круговороте событий. Многое стало непонятным. Особенно поражала анархия, охватившая прессу. Печаталось все, что придет в голову редактору или журналисту. В мешанине, которую преподносили читателям, трудно было разобраться. Безжалостно препарировалась история. Сводились личные счеты. Компрометировались люди. По манере письма было легко определить, в каком издании сильнее влияние антисоциалистиких сил. В истории польско-советских отношений старательно выискивались «белые пятна», с тем чтобы немедленно залить их черной краской. К числу изданий, устанавливающих рекорды демагогии, принадлежала и «Газета Краковска», руководимая н то время Мачеем Шумовским. За два дня до сведения военного положения газета вышла под крупным аншлагом: «Чтобы соглашение стало фактом, партия должна отказаться от монополии на власть».
Лишь несколько партийных изданий — газеты «Трибуна люду», «Жолнеж вольности», «Трибуна роботнича» в Катовицах держались прочно, не уступая позиций. Не случайно «Солидарность» призывала бойкотировать эти газеты.
На этот раз в Польше поражало многое, и прежде всего катастрофическое падение благополучия. Полки в государственных магазинах пустели с поразительной быстротой. В том же темпе росли цены в частном секторе.
Беспокоило это всех, но причины назывались разные. Лишь немногие отдавали себе отчет в том, что деструктивная политика «Солидарности» начала приносить ядовитые плоды. За год выпуск продукции в ведущих отраслях сократился на 25 процентов. Значительная часть населения выражала недовольство дезорганизацией снабжения и возлагала ответственность за это не на «Солидарность», а на правительство. Сетовали также на прекращение западных кредитов. В этом была доля истины. Нарушение кооперационных связей действительно привело к прекращению выпуска многих товаров и изделий, в том числе моющих средств, предметов личной гигиены, лекарств, бытовых приборов, машин, удобрений.
В редакциях и партийных комитетах мы встречали до предела утомленных людей. Иногда они выкраивали час-другой, чтобы заехать к нам в отель. Эти люди отдавали себе отчет в том, что кризису сопутствует жестокая и упорная классовая борьба, в которой партия утрачивала в то время позицию за позицией. Не скрывался и тот факт, что в ПОРП существуют ревизионистские течения, которые ставят под сомнение основные идейные и организационные принципы партии.
Из Варшавы в Краков мы мчались глубокой ночью, Нас вез Ян Гжеляк— руководитель польского радио. Он заехал за нами после затянувшегося партийного собрания в радиокомитете, и настроение его было не из лучших.
— Разброд в облаке демагогии,— коротко бросил он, — Многие не дают себе труда мыслить, анализировать, предпочитая бездумно опровергать все и вся.
Он подтвердил, что в Союзе польских журналистов, а следовательно, в средствах массовой информации, устанавливается диктатура избранного в 1980 году председателя — Братковского (С, Братковский до сих пор остается одной из самых одиозных фигур в оппозиции. Мания величия прогрессировала у него до такой степени, что многие не в шутку опасались, как бы он тайком не поставил себе памятник в одном из варшавских скверов.).
— Сейчас он затевает громкий «процесс» против одного из тележурналистов, Тадеуша Самитов-ского, порядочного парня,— заметил Гжеляк,— нечто вроде «суда чести». Посмотрим, чем это кончится! (Кончилось тем, что честного журналиста исключили из Союза, а в октябре того же года Братковский был исключен из членов ПОРП.)
...В Кракове мы беседуем в штаб-квартире «Солидарности— Малопольской» — 700 тысяч членов, по словам ее руководителей. Председатель Мечислав Гиль, которого я помнил как журналиста в многотиражной газете «Глос Новей Гуты», был в эти дни в США, возглавлял делегацию «Солидарности» на съезде профсоюза металлистов. Нас встретили его первый заместитель инженер Анджей Цыронь и секретарь Болеслав Соник. Присутствуют еще два члена руководства. Один из них, как нам объяснили, занимается планированием, другой — кадрами.
Региональная «Солидарность» расположилась в освобожденном для нее доме напротив кинотеатра «Киев», где ровно год назад проводился кинофестиваль. Людей много. Они входят и выходят, забирая пачки бюллетеней, которые здесь же размножаются на ротопринтах.
Говорит Цыронь:
— «Солидарность» готова к сотрудничеству с правительством. Она не имеет политических притязаний. Важно наладить экономику, но пока «Солидарность» не получила от властей конкретной про-флммы, которую мы должны прежде проанализировать и утвердить.
Мы задаем вопросы:
— Какова роль КОС—КОРа и КНП в вашей организации?
— Представители КОРа сыграли положительную роль. Они научили нас правильной тактике, что позволило избежать эксцессов в период забастовок. А в Кракове проводились только «забастовки солидарности». В «конфедерации» Мочульского — горстка людей. От нее, как и от КОС— КОРа, не может быть никакой угрозы социализму.
— Как вы относитесь к прессе?
— «Газета Краковска» — лучшая газета в Польше!
— Вы упомянули о планировании и кадрах?
— «Солидарность» — солидная организация, и мы должны глядеть вперед...
Таково краткое резюме нашей беседы.
Невольно вспомнилось одно из многочисленных интервью Валенсы, на этот раз журналу «Штерн».
«Штерн»: Имеете ли Вы какое-то лекарство для преодоления кризиса?
Валенса: Да...
«Штерн»: Когда начнете говорить о своем «кризисном плане»?
Валенса: Когда войдем в состав правительства.
Через два дня в Катовице на шахте «Сташиц» мы встретились с производственной организацией «Солидарности».
В беседе участвовали секретарь парткома, представители дирекции, отраслевого профсоюза и «Солидарности». Из коллектива 7200 человек в нее записалось 5600, остальные не покинули старого профсоюза.
Председатель местной «Солидарности» Казимеж Кравчик также разглагольствовал о том, что никто-де на шахте не выступает против социализма. Однако центральным властям необходимо спуститься с небес на землю и представить народу всю правду, какой бы горькой она ни была. Под словом «народ» он подразумевал, разумеется, «Солидарность».
Продолжение часть 2.
Отредактировано gogencon (Пт 07:35)
